Иван Семенов: «Любой вопрос науки нужно уметь объяснить так, чтобы понял шестиклассник»
В честь десятилетия канала «Наука» мы подготовили серию интервью с нашими ведущими и редакторами. Сегодня поговорим с научным редактором Иваном Семеновым.
— Иван, каким был ваш путь к должности научного редактора телеканала «Наука»? Как вы пришли на канал и за что отвечаете сейчас?
— Я телевизионный редактор намного дольше, чем существует телеканал «Наука». Я заведовал научно-популярными передачами еще на канале «Россия 2», многие из которых потом переместились на канал «Наука», когда он начал вещание. Мистер Бин говорил: «Моя работа — сидеть и смотреть на картины», а вот моя работа — сидеть и смотреть тексты наших авторов и переводных программ, которые мы покупаем у зарубежных производителей. Я слежу, чтобы в этих текстах сохранялась научная адекватность и не было ошибок.
Так или иначе через меня проходит почти все производство канала, но есть несколько циклов, которые я непосредственно курирую как шеф-редактор: это «Большой скачок» о современных достижениях разнообразных наук и технологий и самый наукоемкий цикл на нашем канале — «Научные сенсации». Мы его так громко и желтовато назвали, чтобы люди смотрели, но на самом деле этот цикл рассказывает о самых передовых достижениях современной науки, о том, что находится на переднем плане. В рамках «Научных сенсаций» мы делали фильмы о создании квантовых компьютеров, о квантовом шифровании информации, о новейших достижениях по химии, о черных дырах и перспективах их исследований, об освоении дальнего космоса. Очень удачными я считаю фильмы по микробиологии — «Бактерии правят миром». Я контролирую в наибольшей степени именно эти циклы в силу того, что там очень много непростой науки и авторам нужно многое объяснять, сопровождая их усилия по проникновению в материал.
— Много ли ошибок бывает на стадии подготовки? И как идет работа по их устранению? Есть ли у вас консультант среди ученых, к которому вы всегда можете обратиться с вопросами?
— У нас есть такая флагманская передача на канале «Наука», которая выходит регулярно и имеет новостную информационную привязку, — «Вопрос науки» с доктором физико-математических наук Алексеем Семихатовым. Я этой программой руковожу, а гостями бывают ученые из разных областей знаний, которые часто приходят прокомментировать то, что сейчас является актуальным. Например, с весны и до поздней осени 2020 года мы безостановочно делали «Вопрос науки» о разнообразных аспектах вирусологии, эпидемиологии, иммунологии. Новостную повестку задавала пандемия.
Передача выходит у нас шесть лет, и некоторые гости приходят к нам в программу во второй и третий раз. Они уже являются друзьями телеканала «Наука», и, когда нам нужно что-то уточнить, мы часто обращаемся к ним за консультацией.
Что касается ошибок в научно-популярных текстах, то, как правило, тут не надо быть умудренным ученым, чтобы их выявить, достаточно нормально учиться в школе и закончить какой-нибудь естественно-научный институт. Потому что большинство ляпов, которые допускаются в научно-популярных текстах, чаще всего не выходят за рамки школьной программы. С подавляющим количеством таких ошибок и затруднений я вполне справляюсь самостоятельно.
— Все в редакции знают, что за энциклопедическими знаниями нужно обращаться к вам. Хочется узнать, откуда у вас такой багаж знаний и такой впечатляющий кругозор?
— Я хорошо учился в школе, неплохо учился в университете (филфак МГУ). Мое высшее образование — это структурная и прикладная лингвистика. А это такая наука синкретическая, она содержит в себе большое количество и разнообразных психологических дисциплин, и изрядное количество математики, а отчасти немножко даже физики и акустики. И вот такой синкретизм образования позволил мне впоследствии немножко подтянуться до способности разбираться, по крайней мере на качественном школьном уровне, в большинстве современных естественных наук и не пропускать разных неувязок.
— Главный редактор канала «Наука» и ваша однофамилица Мария Семенова призналась, что она почти непрерывно смотрит канал «Наука». А у вас тоже обычно включен телевизор с родным контентом?
— Да, я тоже смотрю телеканал «Наука» в разумных пределах, но дело в том, что я его смотрю очень часто еще в процессе производства, когда отсматриваю мастера. Не все же можно увидеть в сценарии, очень важно просмотреть графические иллюстративные моменты. Например, когда сценарий рассказывает о том, что на Солнце в ходе термоядерной реакции водород «сгорает» и превращается в гелий, а часть протонов превращаются в нейтроны и собираются в гелий из этих частиц, то, хотя все правильно сказано, графист может нарисовать один протон и один нейтрон, а на самом деле там два протона и два нейтрона (для образования одного ядра гелия требуется четыре ядра водорода). Но наши графические художники не обязаны это понимать, поэтому приходится отсматривать все графические элементы всех наукоемких программ. И это моя задача — правильно нарисовать им ядро водорода и гелия.
— Наверное, на канал «Наука» берут сотрудников только с красными дипломами?
— Знаете, это очень большая проблема, кого мы берем. Это диалектика противоречий, потому что у нас на канале есть ученые, которые стали журналистами, и есть журналисты, которые стали заниматься научной тематикой. Какой путь успешнее, невозможно сказать. Один из продюсеров, который ведет наиболее сложные наукоемкие темы, — Алексей Резепкин — является кандидатом географических наук и пришел на канал «Наука» именно из среды академической науки. Его образование позволило ему стать ведущим продюсером по наиболее сложным темам нашего телеканала. А бывает, приходит какой-то бойкий юноша или бойкая девушка с журналистским образованием или даже без него и глаз горит: ему или ей хочется заниматься научной журналистикой. Таких людей можно подтянуть, немножко с ними поработать, позаниматься, так что вполне успешные персонажи образуются у нас на канале.
А иногда мы сами находим и приглашаем ученых. Например, мы высмотрели и пригласили Алексея Михайловича Семихатова. Встретились, поговорили, обсудили, подружились и уже шесть лет живем просто не разлей вода на проекте «Вопрос науки». А сейчас еще собираемся делать с ним большой проект про гравитацию.
— Далеко не каждый ученый может стать гостем передачи «Вопрос науки». Какие качества должны у него быть?
— Конечно, мы стараемся приглашать людей, которые нам более-менее известны по их публичной научной деятельности. Обычно приглашаем тех, кто хоть немножко сам занимается популяризаторской деятельностью, пишет научно-популярные книжки либо выступает с публичными лекциями. Таких ученых довольно много, в том числе тех, кто находится на самых передовых рубежах научных знаний. Но это не догма. Бывает, мы приглашаем и совсем академических ученых, но важно, чтобы человек был говорящий. Как это ни странно, даже не все доктора наук являются говорящими людьми. Они могут быть замечательными профессионалами и чудесными учеными в своей сфере, выпускать специальные статьи и книги, но все-таки жанр риторической беседы, которая реализована в программе «Вопрос науки», не является дарованием каждого человека, поэтому мы за этим, конечно, следим.
— Было ли так, что приходилось останавливать «Вопрос науки», потому что ученый говорил слишком сложно, недоступно? И вообще, легко ли научный язык адаптировать под телевизионный формат, чтобы было понятно всем?
— «Вопрос науки» у нас преимущественно выходит в записи. В прямом эфире он выходит лишь в исключительном случае. Например, мы недавно транслировали посадку американского марсохода, а в прошлом году — запуск ракеты Falcon 9 с космическим кораблем Crew Dragon компании SpaceX Илона Маска, а еще раньше — проводили первую в мировой науке демонстрацию изображения черной дыры, которое было получено научными средствами. Но в основном программа все же идет в записи, и я могу остановить съемку и сказать ученому: «Что ты употребляешь такие слова?! В моем доме неприличными словами не выражаться!» Как сказал лауреат Нобелевской премии Ричард Фейнман, основатель квантовой электродинамики, если ты не можешь объяснить шестилетнему ребенку общий смысл твоей научной темы, значит, ты сам ее не понимаешь. И мы стараемся исходить из этого тезиса. Когда к нам приходят гости, мы им говорим: вы должны объяснить суть того или иного вопроса науки если не шестилетнему ребенку, то шестикласснику уж точно. Поэтому если бывает терминология, то мы ее обязательно объясняем, а если мы не можем объяснить, то просим обойтись без терминологии и остаться на уровне метафор, сравнений и каких-то конструктивных объяснений. Потому что люди не должны выслушивать непонятные для себя слова и понятия. Иначе они не будут нас смотреть и любить.
— Существует большая разница в открытости и доступности научной информации в России и за границей. Почему за границей ученые массово стремятся рассказать о своих открытиях, рассылая пресс-релизы, а в России редко кто занимается популяризацией исследований и даже порой не отвечает на имейлы и звонки? Отчего такая разница в подходе у нас и за рубежом?
— К сожалению, развитие управления наукой происходит у нас совершенно разными путями: в России и на Западе. Западная наука хотя и финансируется государствами, но в большей степени живет по принципу рыночной экономики. Ученый должен свой проект продать — неважно кому: государству или некому государственному консорциуму, как, например, европейский ЦЕРН, который все знают благодаря самому большому дорогому прибору современности — Большому адронному коллайдеру. Ему не выкатывают 20 млрд разом, а говорят: «Давайте, ребята, сделайте что-нибудь и найдите деньги». Процесс финансирования устроен открыто и демократично, и в нем огромное значение имеет яркая популяризация. Поэтому, когда ты приезжаешь как журналист, тебя там разве что на руках не носят по этому коллайдеру. Там огромнейший идеально работающий пиар-отдел, замечательная пресс-служба, наглядные стенды, и если тебе нужно пообщаться с президентом ЦЕРН, то ты порой сам назначаешь время, потому что он всегда готов поговорить с журналистами.
Во время съемок в ЦЕРН, когда открывали бозон Хиггса весной 2012 года, я выразил свое удивление гендиректору Рольфу Хойеру в интервью: «Слушай, как удивительно у вас тут все устроено: дружелюбно к журналистам, никто нас не гоняет, а все за нами буквально бегают и тянут зайти в лабораторию и что-нибудь снять». А он говорит: «А что, ты разве не понимаешь, что то, что ты делаешь, — это наши деньги?» Из России к ним денег напрямую не поступает, но зато приезжают специалисты очень высокой квалификации, которые не очень капризны с точки зрения оплаты и условий быта. А когда к ним приезжают европейские журналисты, которых смотрят всякие ответственные люди в парламенте и правительстве, относиться к ним плохо — все равно что у самих себя отбирать деньги, сказал мне генеральный директор ЦЕРН. Потому что именно журналисты знают, как ярко, хорошо и увлекательно подать то, чем занимаются ученые, и заинтересовать в дальнейшем финансово ответственных людей давать деньги на продолжение их деятельности. Вот это здоровая ситуация!
А в России в этом смысле ситуация абсолютно нездоровая. Распределение денег на научные исследования проходит достаточно закрытым кулуарным образом, и часто это является следствием определенного протекционизма и лоббизма, к которым нормальные честные ученые не всегда допущены. Но тем не менее и у нас многие особо прогрессивные люди среди ученых начинают понимать важность сотрудничества с журналистами. Ведь национальной большой науки не бывает, наука вся — мировая. Если есть где-то национальная наука, то это наука неполноценная. Во всех технологически емких сферах и научных отраслях, таких как ускорители, реакторы, большие энергоприборы, европейские лазеры (так, самый мощный в мире рентгеновский лазер, что в Гамбурге, построен с российским участием), национальной науки не бывает. Так вот, наши ученые, работавшие на Западе, имеющие достаточный авторитет и часто являющиеся профессорами каких-то международных иностранных научных учреждений, очень охотно и плодотворно идут на контакт с научными журналистами. Потому что они понимают, что, возможно, ситуация изменится и финансирование науки войдет в более здоровое русло в России, и тогда то, что делают журналисты, окажется очень финансово востребовано.
— Минувший год был сложным для всех из-за пандемии. Какой отпечаток наложила она на работу канала?
— Конечно, стало трудно ездить, почти невозможно делать международные проекты. Например, мы планировали какие-то фильмы из того же цикла «Научные сенсации» снять в Великобритании, но карантинные меры не позволили нам этого сделать. Бывало, что мы договаривались тайком, приезжали в какое-нибудь закрытое научное учреждение, находящееся на карантине, и к нам тайно приходили туда ученые, чтобы не узнало начальство. Они в масках нам что-нибудь показывали, а чтобы дать интервью, на секунду маску снимали. Так нам удалось снять что-то даже в период строгого карантина прошлой весной. Мы при этом не нарушали злостно карантинных мер: вся съемочная группа работала в масках и перчатках, а когда мы брали интервью, то находились в отдалении, предварительно выставив камеру, — только тогда ученый снимал свою маску.
— А как пандемия и карантинные меры повлияли на науку в целом?
— Конечно, все это наложило определенное обременение на научную деятельность, потому что огромное значение для мировой науки имеют международные форумы, конференции, семинары, встречи — это с одной стороны. А с другой стороны, ученые очень быстро поняли (возможно, даже быстрее, чем люди бизнеса) всю эффективность и потенциал онлайн-встреч: конференций, семинаров, учебных мероприятий. И все это, конечно, вышло на новый уровень — даже появилась новая стилистика, связанная с тем, что огромное количество научного дискурса перешло в онлайн. Это как раз неплохо, и, даже когда пандемия кончится, эти плоды останутся. Пришло понимание того, что, чтобы встретиться большой научной группе, занимающейся схожими проблемами, совсем необязательно всем прилетать в один город и сидеть за одним столом, вполне можно организовать онлайн-конференцию, которая будет также вполне плодотворной.
— Вернемся к юбилею канала. Какие, на ваш взгляд, основные достижения за десять лет достойны упоминания?
— Основное достижение канала — то, что ученые перестали шугаться телевидения. Когда мы начинали работать, многие ученые не хотели разговаривать с нами по телефону. Отвечали: «Нет, я с телевидением дела не имею» — и бросали трубку. Сказывалось накопившееся реноме (в отрицательном смысле) российских телеканалов.
За десять лет нам удалось получить массу профессиональных наград и признания («Вопрос науки» получил приз «За верность науке»). Но главное наше достижение — это то, что ученые узнали, что есть канал, на котором тебя не деформируют, не подтасуют твои слова, не вырежут то, что было существенно, не покажут тебя в неприглядном виде, а, наоборот, постараются разобраться в том, что ты рассказываешь и показываешь. А если они ничего не понимают, они с тобой отдельно свяжутся и поработают, чтобы все вышло максимально адекватно. Благодаря тому что у канала есть научная редакция, которую я возглавляю, российские ученые стали осознавать, что есть телеканал «Наука», что прийти на него не страшно и не страшно пустить нас к себе в научное учреждение, чтобы мы что-то сняли, что тебя не выставят в неприглядном свете перед коллегами. И что если мы рассказываем про работу, то мы перепроверим это десять раз. Я считаю, что это наше главное достижение, потому что десять лет назад ситуация была абсолютно другой.
Есть еще один важный аспект. Все, что мы рассказываем на канале «Наука», служит делу профориентации одаренных молодых людей, которые, посмотрев наши фильмы и репортажи, захотят поступить в вузы, начать заниматься в той или иной научной сфере. А за талантливых абитуриентов и студентов у всех учебных заведений идет очень большая борьба. Так что в этом плане мы тоже вносим определенный вклад.
— Что еще хотелось бы сделать и показать зрителям? Какие планы на новое десятилетие?
— В ближайшие месяцы и годы мы будем следить за актуальными векторами современной науки. Например, за развитием сложных систем искусственного интеллекта и современной робототехники. Сегодня возникли такие проблемы, о которых мы лет пять назад не могли и подумать: по улицам мира ездят автомобили, управляемые искусственным интеллектом, и работа такого транспорта не регламентируется особенными законодательными актами. А это надо будет сделать, потому что в какой-то момент беспилотная машина будет вынуждена за несколько секунд принять решение, кому причинить ущерб: семье, которая сидит в беспилотном автомобиле с маленькими детьми, или ребенку, который выбежал из кустов на проезжую часть за мячиком. Это научная, социально-нравственная, моральная проблема и интересная, большая и грозная тема.
Также мы будем следить за климатическими изменениями на нашей планете, прежде всего за состоянием Российской Арктики. Изменения носят очень грозный характер, и мы будем не только информировать людей о том, что происходит в процессе изменения глобального климата, но также стараться в случаях, когда это возможно, искать лучшее решение из возможных с помощью специалистов, будем предлагать, в том числе властям предержащим эти решения и способы реагирования на изменения климата, которые, очевидно, происходят.
В центре нашего внимания останутся важные энергетические проекты. Например, на юге Франции должен заработать Международный термоядерный исследовательский реактор ITER, пробные пуски уже состоялись. Мы, конечно, тоже за этим будем следить. Термоядерная энергия открыта более 60 лет назад на бумаге: открыта сама возможность получения термоядерной энергии. Это чистый и фактически неограниченный источник энергии, в отличие от атомной энергетики. Если термоядерные станции заработают на Земле, изменится облик нашей планеты и энергетический вопрос будет надолго и качественно решен.
Мы будем продолжать следить за развитием всех передовых научных направлений. В прошлом году улетела в космос замечательная российско-немецкая обсерватория «Спектр-РГ» и, дважды пройдя по небу, составила карту Вселенной в рентгеновском диапазоне. А карта Вселенной в рентгеновском диапазоне — это то, что может позволить летать между звездами, как мы ездим на автомобилях по дорогам с использованием спутниковой навигации. И мы, конечно, будем следить за тем, что «Спектр-РГ» открывает, ведь у него очень большая программа работы. К тому же готовятся другие космические проекты, такие как «Спектр-М» со сверхсовременным прибором — миллиметроном. Это космическая обсерватория, которая уже готовится к запуску, приступает к исследованию Вселенной в миллиметровых волнах. Если давать самые яркие прогнозы и ожидания по ее поводу, то это такая штука, которая теоретически могла бы заглянуть в кротовую нору внутри черной дыры. Также мы будем следить за тем, как происходят исследования Луны, Марса и Солнечной системы — это тоже будет оставаться в сфере нашего внимания.
По биологии мы продолжим заниматься экологической проблемой, которой всегда занимались, а также будем освещать продовольственный ее аспект. Людей становится все больше, а еды остается приблизительно все столько же, и с этим надо что-то делать. Будем ли мы есть кузнечиков, станем ли выращивать искусственное мясо или каким-то другим образом решать продовольственную проблему? Это тоже большие интересные животрепещущие проблемы для всего человечества.
Какие еще научные темы будут актуальны в ближайшее десятилетие? Читайте прогноз на 2020-е годы от научного редактора канала «Наука» Ивана Семенова.
Мария Семенова: «Научный мир — совершенно закрытый, но нам удалось в него проникнуть»
Алексей Семихатов: «Главное содержание "Вопроса науки" — способ мышления»
Алексей Вершинин: «Канал "Наука" создавался на драйве, поэтому все получилось»
