Исследование поставило человека на седьмое место в топ-10 моногамии
Судя по новому рейтингу репродуктивного поведения, человечество играет в высшей лиге моногамных млекопитающих. Однако чтобы обойти бобров, нам, возможно, нужна новая стратегия.
В исследовании Кембриджского университета люди заняли седьмое место из 35 видов в топе моногамии, оставив позади белоруких гиббонов и сурикатов, но уступив усатым тамаринам и обыкновенным бобрам.
Люди уверенно входят в элиту моногамных видов, однако подавляющее большинство млекопитающих придерживается «гораздо более беспорядочного подхода к спариванию», заметил эволюционный антрополог Марк Дайбл из Кембриджа.
К видам из нижней части рейтинга относятся бездомные кошки, афалины, а также наши близкие генетические родственники — шимпанзе и горные гориллы. Соэйская овечка из Шотландия оказалась в самом конце из-за того, что каждая овца спаривается с несколькими баранами.
Показатели полигамности не раз оценивались для человеческих популяций и разных животных, но Дайбл решил увидеть это в сравнении. Он проанализировал генетические данные из исследований животных и человека и вычислил для каждого вида соотношение полнородных и неполнородных сиблингов (братьев и сестер).
В обществах и популяциях животных с более высоким уровнем моногамии, как правило, больше кровных сиблингов, у которых оба родителя одинаковы, тогда как при более свободных нравах выше доля единоутробных и сводных братьев и сестер.
Антрополог обнаружил, что уровень моногамии существенно различается среди более чем 100 исследованных им человеческих популяций. Самый низкий показатель зафиксирован на памятнике раннего неолита в Котсуолдсе, где полнородными были лишь 26% сиблингов. А в четырех неолитических популяциях северной Франции таковыми были 100%.
Затем он ранжировал людей и 34 других вида млекопитающих по среднему показателю полнородных сиблингов. Первые 11 видов, возглавляемые калифорнийским оленьевым хомячком, считаются моногамными, тогда как нижние 24 — немоногамными. Рейтинг опубликован в Proceedings of the Royal Society B: Biological Sciences.
Топ-10 (процент полнородных сиблингов)
- Калифорнийский хомячок (100)
- Гиеновидная собака (85)
- Дамарский пескорой (79,5)
- Усатый тамарин (77,6)
- Эфиопский шакал (76,5)
- Обыкновенный (евразийский) бобр (72,9)
- Человек разумный (66)
- Белорукий гиббон (63,5)
- Сурикат (59,9)
- Серый волк (46,2)
«Как антропологи, мы, конечно, погружены в изучение удивительного разнообразия человеческих обществ. Но если взглянуть несколько с другого ракурса и рассматривать нас просто как один из видов млекопитающих — наш вид вполне можно охарактеризовать как моногамный», — говорит Дайбл.
Хотя шимпанзе и гориллы — наши близкие генетические родственники, их общества устроены совершенно иначе. Для шимпанзе в целом характерна беспорядочная половая жизнь: многие самцы вступают в связь со многими самками. У горилл — полигинная система, при которой самец-вожак спаривается примерно с полудюжиной самок.
Человеческая моногамия развилась, вероятно, в результате крайне необычного перехода от немоногамного группового образа жизни. Причина этой эволюции неясна, но моногамное спаривание тесно связано с эволюцией отцовской заботы в животном мире.
Предыдущие исследования помещали людей «прямо на стыке между моногамными и полигамными видами», сказал профессор Робин Данбар из Оксфордского университета. Причем если некоторые животные образуют пары на всю жизнь, то людей зачастую удерживают вместе религиозные запреты и другие социальные факторы.
«Если религиозные ограничения ослабевают, немедленно возникает последовательная моногамия — или, иначе говоря, та же полигамия. Здесь кроется риск подмены реальности желаемым: по своей природе человек склонен к полигамии, но вынужденно мирится с моногамным укладом под давлением общества или религиозных запретов», — заметил профессор.
Самый интересный вопрос заключается в том, как люди вообще стали моногамными, считает эволюционный антрополог Кит Опи из Бристольского университета.
«Наши ближайшие родственники в животном мире — шимпанзе и бонобо — демонстрируют совершенно иную модель брачного поведения. Думаю, как полигамия шимпанзе и бонобо, так и моногамия человека служат эволюционными контрстратегиями в ответ на инфантицид (убийство детенышей) со стороны самцов — проблему, особенно остро стоящую у приматов с крупным мозгом, — полагает он. — Самки выбирают одну из двух тактик: либо максимально запутать вопрос отцовства через беспорядочные связи, чтобы каждый самец думал, что он и есть отец, либо, напротив, обеспечить — в большей или меньшей степени — определенность отцовства, чтобы конкретный самец был заинтересован в потомстве и взял на себя его защиту».
